Бизнес-план счастья  - Людмила Мартова

— Поставь чайник, — приказал голос Молчанского из кабинета.

Он уже прошел туда, зажегся свет, стало не так страшно, хотя все равно тревожно и неуютно. Вера послушно шагнула в кухню, тоже щелкнула выключателем. Засияли лампочки под потолком, подмигнув одобрительно: «Смелее, не бойся». Зашумел электрический чайник, и Вера полезла за чашками, усмехнувшись над тем, что орудует здесь уже как заправская хозяйка. Боже, какие нелепицы только не лезут в голову!

Из холла послышались шаги, уверенные, тяжелые. Эти шаги Вера узнала бы из тысячи. Она всегда слышала приближение шефа, даже когда он еще только ступал на подножие лестницы. Так, как Молчанский, не ходил никто из ее знакомых.

— Ты права, — мрачно сказал он, подходя и принимая из ее рук чашку с горячим чаем. — Пропали еще три фигурки. «Хотей», «На птичьем дворе» и «Синтоистский монах». Все три представляют собой окимоно.

— Дорогие?

— Ну, по сравнению с воином, не очень. Первые две стоят около четырехсот тысяч рублей каждая, третья чуток подешевле.

— Никогда не понимала, как можно тратить такие деньги на кусок слоновой кости, пусть даже искусно вырезанной. Это ж автомобиль купить можно! Какому-нибудь ребенку операцию оплатить! Детскому дому помочь, не знаю, что еще, — в сердцах выпалила Вера. — Вы меня извините, Павел Александрович, но все это коллекционирование — просто глупость сплошная.

— Детскому дому я помогаю, на благотворительность не скуплюсь, и тебе об этом известно лучше, чем кому бы то ни было другому, — возразил Молчанский серьезно. — Коллекционирование — это страсть, и в качестве таковой оно ничуть не хуже и не лучше любой другой страсти. Кто-то пьет, кто-то меняет любовниц как перчатки, кто-то ходит на яхте под парусом, кто-то учится водить самолет. Я коллекционирую нэцке, и уверяю тебя, для того, чтобы создать достойную коллекцию, нужны особое чутье и определенная репутация.

— Расскажите, — попросила Вера.

— Пойдем. — Он отхлебнул из чашки, отставил ее в сторону, сказал назидательно: — Чай из пакетиков — гадость. Мы его держим, потому что Костик такой любит. А нормальный чай нужно заваривать. Поняла?

Кивнув, Вера послушно пошла за шефом, который привел ее в кабинет, остановился перед стеклянным шкафом, отпер и распахнул дверцы, приготовился рассказывать. На лице его было написано такое предвкушение, что Вера, в свою очередь, постаралась изобразить максимум заинтересованности. Господи, ну почему все мужики — как дети? Впрочем, довольно быстро интересно ей стало на самом деле, потому что рассказчиком Молчанский оказался прекрасным, да и тема ее захватила.

Первую фигурку для своей коллекции шеф купил совершенно случайно на антикварном рынке. Это было катабори — самый известный вид нэцке, компактная резная скульптура, которая может изображать человека, животных или сразу несколько фигурок, объединенных общим сюжетом. Следующей покупкой стала коллекция из двадцати фигурок, которая обошлась Молчанскому в двадцать тысяч долларов. Продавала ее семья умершего коллекционера, которая вместе с фигурками отдала Павлу еще и несколько книг по истории нэцке. Так он узнал о существовании анабори — когда сюжеты поделки создаются внутри вырезанной полости, похожей на двустворчатую раковину; мандзю — нэцке в виде толстого диска из слоновой кости, похожей на традиционную японскую лепешку; маске — самой большой после катабори категории, представляющей собой что-то среднее между ней и мандзю; а также саси — одной из наиболее старых форм нэцке, представляющей собой длинный деревянный или костяной брусок с отверстием для шнура на одном конце.

Рассказывая, Молчанский вынимал из шкафа фигурки, показывал Вере, поглаживал их пальцами, нежно, ласково, словно они были живыми, ставил обратно, не прерывая своей плавной, уверенной речи.

— Вот, смотри, эта разновидность называется «рюса». Это вариант мандзю, их основное отличие, что эти фигурки пустые внутри и выполнены в технике сквозной резьбы. А вот кагамибута — плоская коробочка с металлической крышкой. Их все я купил по одной штуке, просто чтобы показать разнообразие. Так-то я увлекаюсь именно катабори и собираю фигурки с различными сюжетами.

Как рассказал начальник, следующей его покупкой, причем недешевой, оказалась подделка. Пять фигурок были выполнены современными мастерами, хотя продавец выдал их за окимоно конца XVII века.

— Что такое окимоно? — спросила Вера.

— Это то же самое, что нэцке, но не совсем. Для обывателя все фигурки одинаковы, но на самом деле настоящие нэцке имеют дырочку для шнурка, а просто фигурки — это и есть окимоно. У меня в коллекции есть и те и другие.

— И какие поддельные?

Молчанский достал с верхней полки стоящие в заднем ряду пять фигурок. «Даму с веером», голову «Дарума», «Живцы», «Японцы с корзиной фруктов» и «Кошку». Показал, называя каждую.

— Мне не помогло даже то, что перед покупкой я показал их специалистам по античному искусству. Оказалось, академические работники обладают крепкими теоретическими знаниями, но не могут оценить антиквариат. А те, кто профессионально занимается антиквариатом, не разбираются именно в нэцке, их многообразии и различиях. Так что изучать тему пришлось самому. Я быстро понял, что для того, чтобы не выкидывать деньги на ветер, не коллекционировать шлак и собрать серьезную коллекцию, нужно получать опыт и тренировать особое чутье.

— Но если настоящих специалистов мало, как так вышло, что вор забрал самый ценный экспонат вашей коллекции?

— Зришь в корень. — Шеф посмотрел на Веру одобрительно, и она сразу взбодрилась. — Как такового рынка нэцке в мире не существует. Это очень закрытый мир, куда допускают только избранных, я потратил несколько лет, чтобы в него попасть, и думаю, что до сих пор до конца не стал там своим. Чтобы нового человека впустили в дом и показали коллекцию, нужна хорошая репутация и желательно письменные гарантии благонадежности от ведущих мировых фирм, работающих на рынке антиквариата. Я никому особо не рассказывал о моем увлечении. И именно поэтому держу коллекцию на даче, а не в городской квартире. Тут никто, кроме семьи, не бывает.

Это Вера знала и без напоминания. Дачный дом был своего рода отдушиной, раковиной, в которой Молчанский укрывался, чтобы отдохнуть. Он никогда не проводил на даче семейных праздников и дружеских посиделок. С партнерами встречался в ресторане, с друзьями — в городской квартире. Выезды на природу с шашлыками, конечно, случались, но для этих целей Вера снимала Молчанскому какую-нибудь элитную базу отдыха.

Шеф рассказывал дальше. Довольно быстро он втянулся в новое увлечение, хотя оно и оказалось крайне затратным. Цена на редкие старинные миниатюры начиналась от пяти тысяч долларов. В увлечение нужно было инвестировать большие деньги и относиться к нему серьезно. Конечно, о самой дорогой скульптуре их слоновой кости в мире — том самом «Кирине», о котором упоминал вчера Дима, Молчанский даже не мечтал, но вот воина Витанабэ-но Цуна «выпасал» довольно долго, собирая деньги, в деталях представляя, как завладеет маленькой фигуркой. И вот ее украли.